Сомнения мои другого рода: баба Люба - человек как и я. Моё размышление о ней возможно ли не одновременно как её размышление обо мне? Невозможен монолог о человеке - возможен лишь диалог с человеком. Это правда, но кажется мне, что так можно сказать в отношении многих вещей: моего дома в Липовке, Чёрного Озера, мельницы без крыльев, двух берёз, глиняной чашки с отбитой ручкой... Если говорить не поверхностно, когда говорение - это просто сотрясение воздуха, вибрация языка и шум сознания, если пытаться искать сути вещи, её существа и смысла, то говорить нужно с вещью. Понимание есть диалог с понимаемым, а вовсе не монологичное препарирование. 

 То, что пишу я здесь - диалог? Я пытаюсь писать так: мысленны диалог с тем, о чём я пишу или, лучше сказать, чем я пишу, с чем я пишу. 

 В таком диалоге моё философствование сталкивается с философствованием бабы Любы. Баба Люба - философ? Я берусь показать, что баба Люба больше философ, даже истинно философ, чем многие из тех, кто считает себя не чуждым этому занятию. Может быть больше философ, чем я, наверное больше. Хотя баба Люба, конечно, не знает, по-видимому, ничего о философии. 

 Само не-знание бабы Любы тесно связано с её философичностью, хотя и не определяет её. Философия вообще есть род не-знания. Даже историографически философия - это некий центр, от которого отпадало знание в виде частных наук. Когда-то ведь все науки были частью философии, но как только в какой-то такой части появлялось "знание", что и делало её частью, эта часть выделялась и отпадала от философии как наука. Психология - пример сравнительно позднего отпадения. Философия не терпит в себе частей. Философия - это всегда целое, потому что она есть нацеленность на суть мира. 

 Целостность - следующее качество бабы Любы, делающее её философом. Целостность, цельность и не-знание сами по себе, может быть, следствие обыденности, простоты жизни бабы Любы. Обычная жизнь, проходящая в повседневности, не выходящая за край (предел) и наполняющая собой край (родную сторону), жизнь в деревне Липовка, в деревянном пятистенке на конце улицы, называемой "Куток", жизнь, хотя и связанная с дальними городами сыновьями и дочерьми, внуками и правнуками бабы Любы, но укоренённая именно здесь, хотя и тревожимая вестями с экрана телевизора или мембраны радио, но так, как тревожим лес ветрами, прилетающими издалека, и остающийся неколебимым благодаря корням, глубоко ушедшим в землю, лес, который посадила когда-то баба Люба. Жизнь бабы Любы - не каменная башня ( тем более - не башня из слоновой кости), а скорее тростниковая хижина (если позволительно воспользоваться этим японо-китайским образом), продуваемая всеми ветрами-временами. Стойкость этой жизни - не твёрдость древесного ствола, который можно сломать, а гибкость бамбука (опять Китай!), который ведь есть трава. Неискоренимость этой жизни того же свойства, что неискоренимость травы. 

 В жизни бабы Любы как будто не было ничего такого, что принято называть "достижением", да и добра особого баба Люба за свою жизнь не нажила. Если, конечно, под "добром" иметь в виду барахло, богатство, недвижимость, деньги, а не добро. 

 Короче говоря, в жизни бабы Любы не было ничего лишнего. Но мы уже знаем, что обыденность есть путь к истинному. Отсутствие лишнего - это отсутствие преград и всего, что мешает разглядеть этот путь. Жизнь бабы Любы своей обыденностью, простотой, я бы сказал, очищенностью (в том числе, от всякой наносности - знаний, философий, достижений, "добра") была и есть обнажённо близка истине мира, открытости бытия. Речь бабы Любы близка - я бы даже сказал, опасно близка - истинному слову, то есть слову по существу, слову-смыслу. Баба Люба очень много чего не знает и не "понимает", не надо говорить с ней о вещах несущественных, о всяких науках, политиках, техниках и прочих вещах, о которых мы так часто говорим, но которые вряд ли понимаем в сути их, а главное, не очень-то и хотим понимать, как бы предчувствуя их необязательность, неважность для сути человеческой жизни. Но в разговоре по существу, по смыслу, разговоре самим смыслами слово бабы Любы всегда точно и существенно. Слово бабы Любы, как и её жизнь, соотносится со словами многих людей, как и с их жизнями, также как слово поэтическое соотносится со словами газетных статей и научной трескотни. Баба Люба - поэт в том изначальном, исконном смысле, в каком поэт - значит философ, то есть человек захваченный истинным бытием и в своей жизни и своём слове не отступающий от живого смысла мира. 

 После этого случайно ли, что мою соседку по Липовке зовут Любовь Петровна: любовь есть существенная составляющая философии и, может быть, её суть, если вспомнить слова Новалиса, приводимые Хайдеггером в его "Основных понятиях метафизики": "Философия есть, собственно, ностальгия, тяга повсюду быть дома."