Глава 1 Чжан 1 "Лунь юй" Конфуций

0101

В.А.Кривцов

ГЛАВА ПЕРВАЯ. "СЮЭ ЭР"¹

Учитель сказал²: "Учиться и время от времени повторять изученное, разве это не приятно? Встретить друга, прибывшего издалека, разве это не радостно? Человек остается в неизвестности и не испытывает обиды, разве это не благородный муж?"³.

¹ Главы называются по двум первым иероглифам текста. Русские названия глав представляют собой фонетическую транскрипцию этих двух первых иероглифов. Например, название первой главы "Сюэ эр" означает "учиться и...".

² Поскольку "Беседы и высказывания" были записаны учениками Конфуция, его слова обычно предваряются фразой учитель сказал.

³ Благородный муж (цзюнь-цзы) - является в конфуцианстве нормативной личностью, совершенным (прежде всего с моральной точки зрения), гуманным человеком. Качествами такой личности, согласно взглядам конфуцианства, должен прежде всего обладать государь. Поэтому понятия "благородный муж" и "государь", "правитель" у Конфуция часто совпадают. Противоположность "благородного мужа" - "низкий человек" (сяо жэнь), человек, лишенный высоких моральных качеств, как правило, синоним простолюдина.

Л.И.Головачева

ГЛАВА I. ИЗУЧАЯ ОБЫЧАИ ПРЕДКОВ...¹

1.1. Учитель² сказал: "Изучая обычаи предков, в свое время вводить их в привычку - не радость ли это? [Ведь] когда [старый] друг возвращается с дальней стороны - не счастье ли это? [Если] другим не придется усовещивать [тебя], а [тебе] не придется тревожить сердце [угрызениями] , не сделаешься ли благородным мужем?"³

¹ Названия всех глав - по вервым словам начального фрагмента главы.

² Учитель - Конфуций. Это обычная форма обращения к нему учеников и последователей, а также форма упоминания о нем. В некоторых главах другие формы упоминания - Чжун Ни, Кун Цю, Конфуций. Так называют его противники или люди, относящиеся к нему критически.

³ Благородный муж - этот термин вводится Конфуцием для обозначения идеала морального поведения. Благородный муж есть средоточие лучших качеств человека вообще. Его антипод - мелкий человек, воплощение низких качеств. Попытки трактовать эти понятия в вульгарно-социологическом духе как аристократа и простолюдина обычны для литературы, изданной в СССР и КНР. Однако они не выдерживают научной критики.

И.И.Семененко

Глава 1. УЧИТЬСЯ¹

Учитель говорил²:
- Не радостно ль учиться и постоянно добиваться совершенства? И не приятно ли, когда друзья приходят издалека? Не тот ли благороден муж, кто не досадует, что неизвестен людям?

¹ Каждая глава "Изречений" называется по ее первым словам, в данном случае в оригинале это слово "Учиться...".

² Стереотипной формулой "Учитель сказал (говорил)" открываются в "Изречениях" слова Конфуция.

Л.С.Переломов

Глава I. "Учиться и..."

Учитель сказал:
- Учиться и своевременно претворять в жизнь - разве не в этом радость?¹ Вот друг пришел издалека - разве это не удовольствие? Люди его не знают, а он не хмурился, - это ли не благородный муж?

¹ В предложенном здесь толковании первая фраза существенно отличается от большинства устоявшихся традиционных переводов. Именно в первой фразе "Лунь юя", начинающейся со слова "учиться", заключена главнейшая мысль - доминанта учения Конфуция. А мысль эта на первый взгляд весьма проста. Учитель объясняет, что такое "радость" и каковы пути ее достижения. Человеку следует осознать, что в жизни каждый может обрести это блаженное состояние, но для этого надо потрудиться. Радость, как и счастье, сама не приходит. Ее надо суметь заслужить, и здесь следует главная мысль: счастье в руках самого человека. Если он очень захочет и приложит усилия, то сможет обрести "радость".

Значимость зачина памятника еще и в том, что десятки поколений китайцев, японцев, корейцев и вьетнамцев, независимо от уровня грамотности и социального положения, первую фразу "Лунь юя" знали наизусть. "Пишущий эти строки, - вспоминал академик В.М.Алексеев,-попав летом 1912г. в г. Фучжоу, отличающийся своим диалектом от северных больше, чем, например, различаются между собой русский и французский языки, был крайне удивлен, узнав от шестилетнего мальчугана, что он начал курс своих наук с "Кауи". Оказалось, - по предъявлении самой книги, - что "Кауи" есть самая первая глава "Суждений и бесед", называемая по-пекински "Сюэ эр"" [Алексеев, 1978, с. 430].

У переводчиков "Лунь юя" нет разногласий в трактовке термина юэ как "радость". Единодушны они и в понимании достижения "радости" в два этапа. Однако они существенно расходятся, толкуя содержание этих этапов. Большинство исследователей, прежде всего западных, полагают, что после "учебы" сюэ наступает второй этап- "повторение выученного" си.

Среди переводчиков и толкователей "Лунь юя" в России первая фраза особых разночтений никогда не вызывала:

"Философ сказал: "Не приятно ли учиться и постоянно упражняться?"" [Попов, 1910, с.1].

"Он сказал: "Учиться, и притом все время в усвоенном упражняться, - разве это не одна из радостей?"" [Алексеев, 1978, с. 429].

"Учитель сказал: "Учиться и время от времени повторять изученное, разве это не приятно?"" [Кривцов, 1972, с. 140].

"Учитель сказал: "Не радостно ль учиться и постоянно совершенствоваться?"" [Семененко,1987,с.263].

Как видим, все они понимают первую фразу сравнительно одинаково. Исключение представляет лишь перевод В.В.Малявина:

"Учиться и, когда придет время, прикладывать усвоенное к делу - разве это не прекрасно!" [Малявин, 1991, с. 16].

Несколько своеобразно трактует ее и Л.И.Головачева: "Учитель сказал: "Изучая обычаи предков, в свое время вводить их в привычку - не радость ли это?"" [Головачева, 1992,с. 260].

Аналогичная картина наблюдается среди европейских и американских переводчиков "Лунь юя", за исключением лишь Дж.Легга.

"The Master said, "Is it not pleasant to learn with a constant perseverance sad application?"" [Легг, 1893, с. 137].

"The Master said, "To learn and at due times to repeat what one has learnt, is that not after all a pleasure?"" [Уэйли, 1938, с. 83].

"The Master said, "Is it not a pleasure, having learned something, to try it out at due intervals?"" [Лау, 1979, с. 59].

"Konfuzius sprach: "Etwas lernen und sich immer wieder daring uben - schafft das nicht auch Befriedigung?"" [Мориц, 1986, с. 43].

"Le Maitre dit: "Etudier une regle de vie pour 1'appliquer au bon moment, n'est-ce pas source de grand plaisir?"" [Чэн, 1981, с. 29].

Однако в отличие от европейских ученых у китайских конфуциеведов подобного единства взглядов не наблюдается. Можно выделить две группы исследователей, которые придерживаются кардинально различных мнений о смысле первой фразы "Лунь юя". Сторонники первой группы, которую возглавляют такие маститые специалисты, как Ян Шуда и Цянь My, а также коллектив из шести крупнейших конфуциеведов-текстологов Тайваня (Се Бинъин, Цю Сею, Ли Си, Лай Яньюань, Лю Чжэнхао, Чэнь Маньмин), проделавших поистине гигантскую работу по комментированию и переводу на современный китайский язык "Четверокнижия" ("Сы шу"), придерживаются традиционной трактовки, восходящей к Чжу Си:

"Учиться и время от времени повторять-это значит повторять старое; повторяя старое, можешь постичь новое, поэтому и приходит радость" [Ян Шуда, 1986, с. I].

"Учиться и временами иметь возможность повторять это - разве сердце мое не возликует от радости?" [Цянь My, 1985, с. 4].

"Постоянно воскрешать уже добытые знания - не в этом ли высшая радость человека?" [Се Бинъин и Др., 1990, с. 65].

Такая трактовка получила широкое распространение и в популярных изданиях "Лунь юя", снабженных переводами на современный язык и рассчитанных на массового читателя. В качестве иллюстрации приведу выдержки из двух наиболее типичных изданий КНР:

"Своевременно воскрешать добытые знания - не в этом ли высшая радость?" [Тао Чжу, 1989, с. I].

"Научившись чему-то, иметь возможность в определенное время воскрешать [в памяти] изученное, не в этом ли высшая радость?" [Гоу Чэнъи, Ли Ядун, 1992, с. 8].

Другая группа китайских исследователей начальную фразу "Лунь юя" трактует иначе:

"Изучил, затем в соответствующее время осуществил это, разве не в этом радость?" [Ян Боцзюнь, 1984, с. 1].

"0владел определенными знаниями и смог в подходящее время претворить в жизнь: разве не в этой высшая радость?" [Мао Цзышуй, 1977, с. 2].

Мао Цзышуй - один из признанных конфуциеведов Тайваня, автор фундаментального научного труда ""Лунь юй" с современными комментариями и современным переводом", выдержавшим четыре издания с 1975 по 1991 г. Вот что он пишет в комментарий к данной фразе: "Иероглиф означает здесь изучение уже устоявшихся принципов и изучение знаний, направленных на благоустройство мира и пользу самого человека. Иероглиф означает "в соответствующее время". Знак имеет обычно два значения: "повторять" и "практиковать". "Повторять" - значит повторять знания, почерпнутые из книг; "практиковать"-прежде всего указывает на поступки, претворение в жизнь. (В данном случае иероглиф выступает в двух своих значениях, но мы в переводе оставили только одно - "претворять в жизнь".)" [Мао Цзышуй, 1991, с. 1-2]. На это замечание Мао Цзышуя, заключенное в скобках, следует обратить особое внимание.

За последнее десятилетие в КНР вышло три различных издания текста "Лунь юя" с параллельным переводом на современный китайский и английский языки. На мой взгляд, эти издания в определенной степени отражают последние достижения китайских конфуциеведов, и потому ниже приводятся переводы из этих изданий:

"The Master said, "To learn and put it into practice what you have learned at due time, is that not after all a pleasure?"" [Ло Чэнле и др., 1988, с. 116].

"Confucius said, "Isn't it a pleasure to learn and then constantly carry into practice what has been learned?"" [Бао Шисян, 1992, с. 27].

"Confucius said, "Is it not a pleasure after all to practice in due time what one has learnt?"" [Цай Сицинь и др., 1994, с. 1].

Обратимся к изданиям "Лунь юя" на Тайване. В двуязычной публикации Дж.Р.Уэра, выдержавшей с 1968 по 1988 г. 9 изданий, дается традиционная трактовка первого суждения: "How pleasant it is to repeat constantly what we are learning" [Уэр, 1988, с. 2]. В Гаосюне, втором по величине городе Тайваня, "Лунь юй" издали на современном китайской языке тиражом 300 тыс. экз. Книга в обязательном порядке вручалась каждой семье. В ней читаем следующее объяснение начальной фразы: "Если после учебы время от времени повторять изученное, то можно учиться на уроках прошлого, не в этом ли радость?" [Се Дунминь, 1982, с. 1].

Интересно сравнить, как первая фраза "Лунь юя" трактуется в других странах конфуцианского культурного региона, где памятник неоднократно переводился с подробными комментариями.

"Учитель изрек: "Учиться и время от времени повторять изученное - не в этом ли истинная радость?"" [Каная Осаму, 1987, с. 17].

Перевод сопровождается следующим объяснением:
"В процессе повторения понимание предмета углубляется, и человек достигает вершин" [там же, с. 17].

Из корейских изданий "Лунь юя" в качестве образца взят перевод Пак Ильбона:
"Учитель сказал: "Разве не радостно учиться и время от времени постигать изучаемое?"" [Пак Ильбон, 1994, с. 43].

Итак, две группы профессиональных китайских, японских и корейских интерпретаторов предлагают два разных толкования понятия "радость" у Конфуция. Понимал ли Учитель под "радостью" чувство, получаемое от многократного повторения уже изученного? Или оно приходит к человеку только тогда, когда он сумеет претворить свои знания на деле в соответствующее время?

Попытаемся докопаться до истоков разногласия, и здесь мы не можем обойтись без толкования Чжу Си, ибо именно его трактовка "Лунь юя" и всего "Четверокнижия" была признана, и вполне обоснованно, в свое время канонической и оказала решающее влияние на постижение идей Учителя не только в Китае, но и во всех странах конфуцианского культурного региона. Чжу Си из первой фразы "Лунь юя" отбирает для объяснения три иероглифа сюэ, си и юэ:

"Учиться - значит подражать. Человек по своей внутренней природе всегда хорош, и только время его прозрения бывает у одних раньше, у других позже. Прозревающие позже других должны подражать тому, что делают те, которые прозрели ранее их. Только тогда им удастся выявить свое доброе начало и вернуть свою основную природу.

Упражняться - это значит учиться непрерывно. Учащийся должен обратить внимание на то, что это слово "си" пишется с определителем "крыльев" и означает неоднократные перелеты птиц с одного места на другое, так что упражняться в учении нужно так же беспрерывно, как летает птица, уже научившаяся летать.

Радость значит: счастье, весёлый восторг, наполняющий всю душу человека, который, закончив ученье, не оставляет его, а все время упражняет в нем свою мысль до полной ее зрелости. Ясно, что успех такого учащегося никогда не может прекратиться" (цит. по [Алексеев, 1978, с. 429]).

Как видим, придав "учебе" идею "подражания", Чжу Си связал два иероглифа сюэ и си единой мыслью - человек должен сосредоточить все свои усилия на непрерывном овладении знаниями, уподобляясь "ранее прозревшим", т.е. тем, кто в совершенстве овладел определенным типом знаний, а именно конфуцианским*. Здесь же, ограничив значение иероглифа си "непрерывной учебой", Чжу Си нарушил свой обет - следовать комментариям своего учителя-"ранее прозревшего"-Чэн Хао (1032-1084): он не ввел в собственное толкование дополнительное объяснение си, данное Чэн Хао: учащийся проводит все время в воскрешении полученных знаний, намереваясь провести их в жизнь [Алексеев, 1978, с. 430].

* В XII в. в Китае широкое распространение получил буддизм, который находил своих адептов и среди отдельных правителей Китая (пример - императрица У Цзэтянь). В результате буддийские монастыри становились крупными земельными магнатами. Чжу Си и его школа вели активную борьбу с буддизмом, отражая позицию той части правящей верхушки, которая была заинтересована в укреплении влияния официальной идеологии императорского Китая - конфуцианства. В одном из комментариев к "Лунь юю" (II, 16) Чжу Си более открыто демонстрирует свое отношение к буддизму.

Это однозначное толкование Чжу Си оказало самое непосредственное влияние на подавляющее большинство европейских и американских переводчиков "Лунь юя". Именно в связи с комментарием к первой фразе Дж.Легг отмечает, "сколь мудры были Чжу Си и его последователи в толковании Четверокнижия" [Легг, 1893, с. 138].

На наш взгляд, реконструируя первоначальное значение термина сюэ, следует пом нить, что во времена Конфуция "учеба" подразумевала овладение лю и - "шестью искусствами". В эпоху Чуньцю-Чжаньго образованным считался тот, кто овладел "шестью искусствами". Именно с такой "учебы" начался жизненный путь Конфуция, именно "шести искусствам" обучал он и своих учеников. Эти "искусства" включали не только книжные знания, но и музыкальное образование, искусство меткой стрельбы из лука и управления колесницей. Последнее было особенно трудным делом и без практических занятий было просто немыслимым. Таким образом, термин сюэ предполагал сочетание теоретических и практических знаний. И прав, по-моему, Ян Боцзюнь, который отмечает, что в древнекитайской литературе термины си и вэнь си имели значения "практические упражнения", "практика", "практиковаться". По его мнению, в термине си уже изначально была заложена идея "проверки на деле", "проверки на практике". Именно отсюда и ведут свое начало такие современные понятия, как янь си "театральная репетиция" или ши си "осуществлять на практике, реализовать" [Ян Боцзюнь, 1984, с. 1].

Что касается иероглифа ши, отмечает Ян Боцзюнь, то в эпоху Чжоу-Цинь он имел значение "в определенное время", "в соответствующее время", подтверждение чему встречается в трактате "Мэн-цзы" (гл. "Лян Хуэй-ван", ч. 1). Ван Су (195-256) в своем комментарии "Лунь юй чжучжэн" трактует знак ши именно в этом смысле. И Чжу Си при объяснении смысла ши взял позднее толкование Ван Су [Ян Боцзюнь, 1984, с. 1].

Таким образом, согласно толкованию Ян Боцзюня, Мао Цзышуя и других инпретаторов, первое наставление Учителя последователям и потомкам состоит в следующем: радость, или ощущение счастья, приходит к человеку лишь тогда, когда он сам cyмеет в подходящее время претворить в жизнь свои знания, полученные в процессе учебы. Такую же интерпретацию мы видим в приведенных выше переводах "Лунь юя" на современный китайский и английский языки, выполненных текстологами КНР. У них первая фраза уже никаких сомнений не вызывает. По-видимому, сказывается и веление времени*.

* Учеба в КНР все теснее связывается с реализацией освоенного, так, например, "Жэньминь жибао" (08.10.1994), популяризируя решения XIV Пленума ЦК КПК, опубликовала специальную передовую статью "Цель учебы - в реализации изученного".

В конце 1992 - начале 1993 г. в Пекине я опросил некоторых кадровых работников-пенсионеров (старше 70 лет) и был приятно удивлен - все они объясняли первую фразу

"Лунь юя" так же, как и Ян Боцзюнь. В октябре 1994 г., передавая свои книги о конфуцианстве и легизме в дар Тайваньскому фонду "Конфуций-Мэн-цзы", я имел продолжительную беседу с его президентом - Чэнь Лифу. Автор ряда фундаментальных работ о конфуцианстве, ближайший сподвижник Чан Кайши и старейший идеолог Гоминьдана, Чэнь Лифу на мой вопрос о смысле первой фразы "Лунь юя" ответил: "Конечно, по Конфуцию, истинная радость приходит лишь тогда, когда сможешь в соответствующее время реализовать приобретенные знания".

В популярном издании ""Лунь юй" в жизни", подготовленном тайваньскими текстологами, Фу Пэйжун, объясняя смысл начальной фразы, отмечает, что под "учебой" в древности понималось овладение всеми необходимыми в ту пору знаниями, в том числе навыками управления колесницей и стрельбы из лука. Так же и современному человеку необходимо сначала изучить правила вождения и устройство автомобиля и только потом можно садиться за руль. Суть человека, по Конфуцию, внушает Фу Пэйжун, заключается в постоянном стремлении к новому через непрерывное преодоление самого себя: "Человек, добившийся успеха, получает удовлетворение от работы, она для него не обуза, а жизненная необходимость. В процессе учебы и претворения познанного он обретает внутреннюю радость. Эта радость, наполняя его, становится постоянным спутником такого человека" [Шэнхо Лунь юй, 1991, с. 12-13].

Так же, как и Ян Боцзюнь, понимают первое суждение Учителя сингапурские бизнесмены, спонсировавшие конференцию "Конфуцианство и мировая культура" (Сингапур, 16_19 июля 1997 г.). Аналогичная трактовка дается и Хуан Цичуном в изданном в Нью-Йорке в 1997 г. переводе "Лунь юя": "The Master said, "To learn something and regularly practice it - is it not a joy?"" [Хуан, 1997, с. 47].

Весьма характерно, что такое понимание "радости" возникло прежде всего у интерпретаторов "Лунь юя", живущих в постиндустриальном обществе, каковым являются и Тайвань, и Сингапур. Оно становится составной частью китайского прагматизма, основы которого были заложены в "Лунь юе". Современный тайваньский менеджмент создаст национальную концепцию "человеческого потенциала", дабы человек был не простым придатком машины, а получал удовлетворение от работы - испытывал "радость". Вполне закономерно, что китайская концепция "человеческого потенциала" совпадает с японской, реализованной в малых самоуправляемых группах. Малые самоуправляемые группы охватывают все предприятие как по вертикали, так и по горизонтали. Данная система управления позволяет организовать персонал фирмы таким образом, что его творческий и интеллектуальный потенциал востребуется максимально, а главное - работник сам имеет право выбирать специфику и график работы [Пшенников, 1995, с. 6-7].

На Тайване, в Сингапуре, Южной Корее и Японии идет процесс формирования человека, подготовленного для жизни и деятельности в условиях постиндустриального общества. Несмотря на этнические различия, концепция "человеческого потенциала" проистекает из общего культурного конфуцианского ствола, корнем которого является "Лунь юй". Главная "установка" Конфуция - "радость" - производная от знаний, обогащенных личным трудом. Отсюда именно и проистекает конфуцианский прагматизм. Если же человек получает "радость", совершив кражу или обманув кого-то, его трудно отнести к разряду нормальных людей. Общество обязано осудить подобную личность. Эта "установка" не прошла бесследно, более чем двухтысячелетнее воздействие Слова Учителя не могло не сказаться на формировании системы ценностей жителей региона. Естественно, что были, есть и будут исключения из правил, особенно это касается "маленького человека". Но не следует отчаиваться - человека надо воспитывать постоянно, именно поэтому традиция обязывала заучивать текст наизусть. Итак, зерно мудрости, посеянное Учителем, дало все же свои всходы, произрастая в недрах конфуцианской культуры рядом с "культивированным семенем" Чжу Си. Подтверждение этому- сегодняшняя жизнь Азиатско-тихоокеанского региона, где на смену постиндустриальной экономике приходит на рубеже XX-XXI вв. "экономика, основанная на знаниях", ибо она в гораздо большей степени соответствует новому этапу мирового развития - с глобализацией экономических процессов и особым вниманием к инновациям.

Комментарий И.Б.Бурдонова

Общий комментарий

У великих книг нет введений.
Они начинаются с самого главного.
"Лунь юй" начинается с определения правильного отношения человека ко Времени.

Прошлое - это то, чему человек учится.
Настоящее - это то, что человек принимает с радостью.
Будущее - это то, на что человек не возлагает надежд.

О чём думает человек?

Оглядываясь в прошлое, он думает о жизни всех людей, когда-либо бывших на этой земле.
Глядя в настоящее, он думает о другом человеке, которого встречает как друга.
Вглядываясь в будущее, он думает о том, что останется на земле после него самого.

Человек учится у предков, радуется другу и не жалуется на судьбу.

Учитель говорил: "Я передаю, но не создаю. Я верю в древность и люблю ее."[0701] Передача - это поток из прошлого через настоящее в будущее. С точки зрения человека, стоящего в центре потока - в настоящем -, передавать означает: учиться - у прошлого, претворять в жизнь - в настоящем, и учить других - тех, кто будет жить после тебя, в будущем.

Поэтому самая главная мысль выражена в первой фразе 1-го чжана, относящейся к прошлому: "Учиться и в нужное время претворять в жизнь - разве не в этом радость?" Тема учебы - это первая тема, завещанная Учителем. Учеба в данном случае означает и самосовершествование как процесс "впитывания" всего того лучшего, благого (дэ), что было в прошлом. Ведь, кроме прошлого, собственно говоря, еще ничего не было. Настоящее - это становящаяся реальность, а реальность настоящая, ставшая - это прошлое. Даже в узком смысле обучение занимает значительную часть человеческой жизни, но, мне кажется, Конфуций понимал учебу предельно широко - как процесс становления человека, а такой процесс не может закончиться, пока не человек жив. Но человек учиться не ради самой учебы, и даже не ради "воскрешения" прошлого. "Претворять в жизнь" - значит "делать" настоящее, а "передавать" - значит готовить будущее.

В этом смысле "встречу друга" в центральной фразе 1-го чжана можно понимать трояко:

Как встречу знаний, которые приходят издалека - но не в пространстве, а во времени - из прошлого, как "воскрешенное" прошлое. Это знание не безлично. Для Конфуция было важно не только что сказано, но и кем сказано. Ведь передача идет от человека к человеку, от "сердца к сердцу" - в этом суть традиции. Это встреча ученика и учителя.
В этом смысле весьма показателен эпизод из жизни Учителя, описываемый Сыма Цянем. Конфуций учился игре на цине у Ши Сяна. Он все время разучивал одну и ту же песню и отказывался переходить к следующей. Так он поднимался по ступеням овладения "мелодией", "искусством исполнения" и "выразительностью ее устремленности". В конце Конфуций "погрузился в глубокое размышление. Затем очнулся и, взглянув вдаль, радостно сказал: "Я представляю себе этого человека. У него смуглый лик, он высок ростом, взор его устремлен вдаль. Он подобен вану, взирающему на четыре стороны света. Кто, кроме чжоуского Вэнь-вана, мог создать такую песню?" Услышав такое, Ши Сян-цзы поднялся с циновки и дважды поклонился Конфуцию: "Мой учитель говорил, что песнь эта первоначально называлась "Вэнь-ван цао"".
Как встреча единомышленника, с которым вместе претворяются в жизнь, в настоящее, усвоенные знания. Тема духовной дружбы - одна из важнейших тем, завещанных Учителем: жить среди людей и находить в этом счастье.
Не случайно весьма противоречивое отношение Конфуция к отшельникам, которые, видимо, исповедовали даосское отношение к миру. С одной стороны, он относился к этим мудрецам с большим уважением, стремился сам и посылал учеников говорить с ними [1805-1807]. С другой стороны, он не мог согласиться с ними в их стремлении уйти от мира и тем самым лишить себя смысла существования, а мир - возможности улучшения. Учитель восклицал: "Человек не может жить только с птицами и животными! Если я не буду вместе с людьми Поднебесной, то с кем же я буду? Если бы в Поднебесной царил Дао-Путь, то я не добивался бы вместе с вами перемен!"[1806].
Как встреча ученика, которому передаются знания, полученные из прошлого, и который должен нести их дальше - в будущее. Не случайно следующий 2-ой чжан передает слова не Конфуция, а его ученика, Ю-цзы. Более того, 1-ая глава "Лунь юя" вообще отличается от всех других глав тем, что в ней примерно равное число высказываний Учителя (9) и его учеников (7). Во всех остальных главах подавляющее большинство чжанов содержат высказывания Конфуция. Исключение составляют лишь глава 10 (15 чжанов), содержащая высказывания о Конфуции, и глава 19 (25 чжанов), целиком составленная из высказываний его учеников. Жизнь Конфуция, фактически, была посвящена его ученикам так что, его друзья - это его ученики.
Если я не ошибаюсь, в "Лунь юе" есть лишь одно упоминание приятеля Конфуция вне сферы отношений "учитель - ученик", да и то в негативном плане как поучительный пример для учеников: "Юань Жан в ожидании Учителя сидел, как варвар. Учитель сказал: - В детстве ты не почитал старших, повзрослев, не приобрел известность, состарился, а все не унимаешься, ведешь себя, как разбойник. И ударил его палкой по ноге" [1446].

Таким образом, "встреча друга" связывает воедино все три времени: прошлое, настоящее и будущее. Радостно встречать в прошлом своих учителей; счастье - найти в настоящем друзей: учителей и учеников; грустно осознавать, что те, на кого ты возлагаешь надежды продления себя в будущее (дети, ученики), быть может, не смогут или не захотят сделать это.

Особо следует сказать о третьей фазе передачи: передачи в будущее. С одной стороны, весь "Лунь юй" построен на отношении "учитель - ученик"; это самая "педагогическая" из всех древних книг. С другой стороны, третья фраза 1-го чжана окрашена нотками грусти: ведь грустно, что человека "не знают", но он не должен обижаться ("хмуриться"). Тема невоплощенности, нереализованности, невостребованности пронизывает не только "Лунь юй", но и всю жизнь Учителя. Ему так и не удалось воплотить свои представления о наилучшем устройстве общества и государства на практике.

Грусть возникает от того, что в будущем тебя не будет. Но Конфуция страшила не физическая смерть, а смерть духовная, смерть духа. Его беспокоила судьба его учения, то есть, того знания и понимания мира, которого он добился, изучая прошлое. Что будет с этим?

И в этом сокрыт глубочайший парадокс.

Тот, кто считал посмертную славу и "имя в веках" важнейшей ценностью и целью человеческой жизни, не предлагал и не искал никакого радикального решения этой проблемы, никаких чудодейственных рецептов обретения духовного бессмертия. Он всего лишь призывал к стойкости ("не хмуриться"). И в этой стойкости, в делании своего дела, не принимая во внимание, ведет ли это к славе или нет, но лишь потому, что так велит долг и совесть, он видел благородство "благородного мужа" (цзюнь-цзы).

А с другой стороны, те (даосы), для кого слава - что "облако в небе", кто отвергал мир людей, для кого лучше всего было "забыть свое я" и слиться с изначальным Хаосом, как раз наоборот, поиск способов продления жизни и средств достижения бессмертия сделали одной из основных целей своего учения.

Нумерологический комментарий

В разбивке на фразы текст 1-го чжана выглядит так (указано число иероглифов):

2 0. Учитель сказал	9		10		11
	1. Учиться и своевременно претворять в жизнь	5	3. Встретить друга, прибывшего издалека	6	5. Люди его не знают, а он не хмурился	6
	2. разве не в этом радость?	4	4. не счастье ли это?	4	6. это ли не благородный муж?	5

Сразу же бросаются в глаза несколько простых закономерностей:

Числа 9,10,11 - это три идущих подряд числа, каждое из которых имеет важное нумерологическое значение, в частности:
- 9 - девятеричный квадрат Ло шу;
- 10 - десятеричный крест Хэ ту;
- 11 - сакральное число, символизирующее союз неба (6 пневм - лю ци) и земли (5 элементов - у син).
Сумма этих чисел 9+10+11=30 равна числу гексаграмм в первой части "И цзина"; в сумме с двойкой (число иероглифов в заглавной фразе "Учитель сказал") - 30+2=32 - равно числу всех пар гексаграмм; умноженное на два - 30*2=60 - соответствует китайскому 60-летнему календарному циклу.
Последовательность 5,4,6,4,6,5 также обладает рядом интересных свойств:
- В этой последовательности на 6 позициях стоят 3 разных числа - 4,5,6 - каждое в 2-х позициях.
- Суммы равноудаленных от центра чисел равны: 5+5=4+6=6+4=10.
- Сами образующие последовательность числа 4,5,6 являются нумерологически значимыми.

Для более тонкого анализа обратим внимание на равенство: 9+10+11=5+4+6+4+6+5=6+7+8+9. Последние четыре числа обозначают четыре возможных исхода для каждой черты гексаграммы при гадании по "Книге Перемен":

6		старая	инь	7		молодой	ян
8		молодая	инь	9		старый	ян

Число фраз, не считая заглавной (0-й - "Учитель сказал"), равно 6, и было бы соблазнительно каждой фразе поставить в соответствие черту гексаграммы. Это можно сделать, если к каждой фразе прибавить заглавную фразу. Тогда получится ряд чисел 7=2+5, 6=2+4, 8=2+6, 6=2+4, 8=2+6, 7=2+5, которые уже лежат в диапазоне от 6 до 9. Нижнюю триграмму составим из фраз 1,3,5, являющихся посылками, причем в соответствии с прочтением триграммы снизу вверх фразе 1 поставим в соответствие нижнюю черту, фразе 3 - вторую черту, фразе 5 - верхнюю черту. Аналогично, верхнюю триграмму составим из фраз-выводов 2,4,6. Соответствие посылка-вывод превращается при этом в стандартное соответствие черт гексаграммы: 1-4, 2-5, 3-6. В итоге получится:

триграмма -вывод	6. это ли не благородный муж?	2+5=	7
	4. не счастье ли это?	2+4=	6
	2. разве не в этом радость?	2+4=	6
триграмма -посылка	5. Люди его не знают, а он не хмурился	2+6=	8
	3. Встретить друга, прибывшего издалека	2+6=	8
	1. Учиться и своевременно претворять в жизнь	2+5=	7
	0. Учитель сказал	2		гексаграмма 27 И Питание	гексаграмма 25 У ван Беспорочность

Прежде всего, отмечу, что фраза 1 (нижняя черта гексаграммы 27) заканчивается иероглифом (чжи), который в "И цзине" имеет служебное значение, означающее переход от одной гексаграммы к другой.

Я не буду подробно останавливаться на семантике получившихся гексаграмм и перехода одной гексаграммы в другую. Но некоторые замечания все же стоит сделать.

"Учиться", особенно "учиться у предков" можно интерпетировать как "питание" И в контексте гексаграммы 27. Дело в том, что это питание означает жертвенно-ритуальное питание. Жертвы же приносились предкам, в частности, с целью получить от них (или с помощью них) благодать-дэ. Обретение дэ - это, в общем, и есть главная цель обучения. Связь "питания" и "обучения" существует не только в китайском сознании. Обучение - это в некотором роде "духовное питание", а знания - "духовная пища". Результатом обучения можно в известном смысле считать состояние отсутствия ошибок, погрешностей, то есть, "беспорочность".

Интересно сравнить эти две гексаграммы по входящим в них мантическим терминам юань ("изначальный", "импульс"), хэн ("проникать", "развитие" или "свершение"), ли ("благоприятный", "оформление"), чжэн ("верный и крепкий", "стойкость"). Гексаграмма 27 ("Питание") не содержит мантических терминов (в первом слое основного текста, по Щуцкому), в то время как следующая из нее гексаграмм 25 ("Беспорочность") содержит все четыре мантических термина, что встречается довольно редко (в 6 гексаграммах из 64). Ито Тогай пишет: "По моему мнению, "изначальное, всепроницающее, стройное, нерушимое" [юань хэн ли чжэн - в переводе Щуцкого, "главное свершение; благоприятна стойкость" - И.Б.] - это в основе своей мантический афоризм; это - удача для того, кому в гадании выпал этот афоризм" ["Книга Перемен",1993 - стр.214]. Действительно, эта формула в чистом виде встречается только в 5 гексаграммах (их номера 1,3,17,19,25). Таким образом, в результате обучения достигается "изначальное, всепроницающее, стройное, нерушимое" состояние беспорочности, и это - крайне благоприятный переход.

Интересно также посмотреть на местоположение этих двух гексаграмм в квадратном расположении гексаграмм:

по Фу-си - номера гексаграмм 31 и 25;
по Вэнь-вану - номера гексаграмм 27 и 25;
в Мавандуйском тексте номера гексаграмм 15 и 7.

Во всех трех случаях эти две гексаграммы расположены на одной линии: в одной строке (Фу-си и Вэнь-ван) или в одном столбце (Мавандуйский текст). Во всех трех случаях вторая гексаграмма (И - "Питание") имеет меньший номер, чем первая. Во всех трех случаях вторая гексаграмма располагается на периметре квадрата: первая в строке (Фу-си и Вэнь-ван) или первая в столбце (Мавандуйский текст).

Дополнительно можно отметить, что эти две гексаграммы находятся на одной линии (на одной строке) в расположении гексаграмм в виде восьми "дворцов" Цзи Фана (I в. до н.э.). Здесь они обе относятся к одному "дворцу" триграммы Сюнь ("утончение", образ - ветер, дерево).

Совпадение номера (25) второй гексаграммы (И - "Питание") в расположении гексаграмм по Фу-си и по Вэнь-вану также достаточно показательно. Таких совпадений всего три: гексаграммы 1, 25 и 53 (а не два, как написано у А.И.Кобзева [Книга Перемен",1993 - стр.32]).

Обратный комментарий

Вчитываясь в первые строки "Лунь юя", ощущаешь странное несоответствие между простыми, даже обыденными словами, которые употребляет Конфуций, и тем глубинным смыслом, который за ними стоит. Глубина этого смысла не является чем-то, непосредственно вытекающим из самих слов. Скорее сказывается влияние авторитета философа и древности текста, влияние традиции - не случайно же две с половиной тысячи лет эти слова воспитывали сознание миллионов людей, истолковывались и комментировались сотнями мыслителей. Наверное, что-то за этим стоит? И впечатление от первого соприкосновения с самим текстом - это скорее чувство недоумения: да что же здесь такого? Может быть, прав был Гегель, сказавший, что "для славы этого философа было бы лучше, если бы он ничего не написал"?.

Но проходит какое-то время, и после изучения других китайских философов, других текстов, многочисленных комментариев и толкований, после чтения стихов китайских поэтов и разглядывания живописных и каллиграфических свитков, вновь открываешь "Лунь юй". И еще раз, и еще. Не знаю, после какого точно числа прочтений, но вдруг обнаруживаешь, что в этих простых словах действительно сконцентрирована огромная сила смысла. И она не вытекает из них непосредственно именно в силу своей великости, поскольку требует, если не столь же великого, то хотя бы соизмеримого усилия мысли со стороны читающего.

Потом уже понимаешь, что таково свойство всех текстов, которые, по западной традиции, удостоились звания "священных", или, по китайской традиции, - "канонических". Таково вообще свойство изначальной философской мысли. Специфические методы и терминологию философия обрела гораздо позже. Но и сегодня, мне кажется, философская мысль (а может быть, и мысль вообще) проходит три стадии. На первой стадии, стадии зарождения мысли, у мыслителя есть лишь смутное ощущение идеи, и он формулирует, даже не столько формулирует, сколько проговаривает ее обычными, простыми словами. На второй стадии, стадии обдумывания, осознания и оформления, идея обрастает множеством связей с контекстом современных идей, знаний, концепций. И в этих относительных связях она получает формулировку в философских терминах, зачастую совершенно "заумную", громоздкую и часто уже непонятную непосвященному. Но эта стадия - всего лишь промежуточная, она нужна для фиксации возникших в сознании мыслителя ассоциаций, но если на ней остановиться, идея будет похоронена под грузом этих своих внешних связей вместо того, чтобы на их фоне высветилась ее внутренняя сущность. На последней, третьей стадии происходит как бы возврат к первоначальному "озарению" и теперь уже идея снова может быть сформулирована простыми, даже обыденными словами. Но эта простота будет уже не от смутности ощущения, а от ясного осознания смысла. Хотя слова могут оказаться теми же самыми, что и в начале мысленного пути...

К сожалению, мысль часто останавливается на второй стадии - то ли от слабости мышления, "изнемогшего в пути", то ли от превратного понимания "научности". Даже в такой точной науке, как математика, подобная остановка считается признаком дурного тона. Именно поэтому возникают такие странные с точки зрения "научности" критерии истинности, как простота, красота и краткость (доказательства отдельной теоремы, системы выбранных аксиом или структуры целой теории). Для философской же мысли, по моему мнению, подобная остановка равносильна гибели: если мысль нельзя сформулировать просто - значит ее просто нет, или автор сам ее не понимает.

Однако, "Лунь юй" выделяется даже на фоне других древнекитайских философских текстов. Особенно показательно его сопоставление с "Дао де цзином". Текст Лао-цзы читается как текст поэтический и простота слов в нем подобна простоте поэзии, в которой слова - это метафоры смысла: "О! Я несусь! Кажется, нет места, где мог бы остановиться. Все люди полны желаний, только я один подобен тому, кто отказался от всего. Я сердце глупого человека. О, как оно пусто!"["Дао де цзин",20].

Слова же Конфуция не только просты - они обыденны, это не метафоры. "Радость", о которой идет речь в 1-ом чжане 1-ой главы "Лунь юя", - это именно радость, обычное человеческое чувство, возникающее от встречи со старым другом, прибывшим издалека. В ней нет ничего космического, подобного радости "слияния с дао". Несколько менее привычно употребление этого слова в связи с учением и претворением изученного в жизнь. Но если добавить дополнение - "радость познания" (так называется популярная энциклопедия, выпущенная английским издательством "Mitchell Beazley" - The Joy of Knowledge), "радость творчества" или "радость труда", то становится понятнее.

Но почему ученики Конфуция, составлявшие "Лунь юй", решили начать именно с этого изречения, с "радости"? Мне кажется, здесь задается лейтмотив всего учения Конфуция, который формулируется в простых словах, еще до введения его основных понятий - жэнь-человеколюбие, и-справедливость, ли-ритуал, дао-путь, дэ-благодать, сяо-сыновняя почтительность, чжун-преданность, хэ-гармония, и т.п. Зато здесь же появляется главный герой конфуцианского пути - цзюнь-цзы - благородный муж. Оказывается, это тот, кто не отходит от радости ("не хмурится") даже тогда, когда "остается в неизвестности".

Эта радость подобна потоку, льющемуся из прошлого, пронизывающего человеческое сердце в настоящем, и уходящего в будущее. И не так уж важно, уносит она с собой частицу этого сердца или нет. Такую радость можно было назвать радостью бытия. Но Конфуций конкретнее, для него не всякое существование является бытием, дающим радость, но только то, которое обретается через труд и преодоление на пути человека - пути учения и воплощения. Сравните это мироощущение с главной максимой буддизма: " жизнь - это страдание".

И в то же время, я бы не назвал учение Конфуция оптимистическим. Два раза в "Лунь юе" в минуты отчаяния он восклицает "Все кончено!". Радость Конфуция - это скорее "радость вопреки".

В нашем чрезмерно усложненном (чтобы не сказать "нагроможденном") мире, в котором "нет места, где можно остановиться", изречение Конфуция звучит наивно. Но почему-то кажется, что виноват в этом не Конфуций, а наш "несущийся" мир.

Философ II века н.э. Ван Фу в своих "Суждениях затворника" ("Цзянь лунь") написал: "В государстве, [где царит] порядок, дни [идут] медленно, [они] длинные, поэтому народ [здесь] имеет свободное время, сил [у него] в избытке; в государстве, где порядка нет, дни [бегут] быстро, [они] короткие, поэтому народ [здесь] задавлен, силы [у него] истощены."

В наше смутное время дни летят, гонимые ветром перемен. Но у человека только одна жизнь; он не может приостановить её и продолжить, когда всё успокоится; человек не выбирает время.

Можно ли найти покой в середине потока?
Можно ли найти свой длинный день?
И обрести простую конфуциеву радость?

В среде старой научной интеллигенции подобные жизненные принципы ценились весьма высоко. По роду своей профессиональной деятельности я знал людей, стоявших у истоков советской вычислительной техники, и некоторые из них своей жизнью воплощали эти принципы "радости познания", "радости труда и творчества" и были совершенно равнодушны к "известности". У коллег и последователей они вызывали смешанное чувство восхищения и досады.